Одесские истории

"Истории бесценные хранители"
автор Бескровная О.
Анна Александровна Мисюк

Одесса... Морской бриз, неповторимо прозрачная весенняя слякоть в ярких лучах солнца на старых мощеных улицах, где каждый дом не похож на соседний. Великолепная архитектура старого центра. Я иду, любуясь ею, и под моей ногой исчезает, бесследно растворяясь, очередной искрящийся мокрый комок снега,

И вдруг - глаз радуется. В пестрый ряд домов на улице Осипова органично влились стены заново отремонтированной синагоги с тонкими стрельчатыми черными решетками, создающими ощущение возвышенной чистоты...

Я приехала в этот город с большими надеждами, и все они в полной мере оправдались, случилось это благодаря замечательным еврейским женщинам, с которыми мне довелось познакомиться. Они поверяли мне истории своих жизней, и я как будто читала о судьбе еврейства города Одессы, всей бывшей советской страны. С одной из таких женщин мы встретимся на страницах нашего журнала.

Мы условились заранее. В назначенное время я встретилась с журналистом, научным сотрудником литературного музея г.Одессы Анной Александровной Мисюк.

Передо мной женщина - тихая, необыкновенно интеллигентная, умная, с тонким юмором примеряющая на себя жизненные сложности. В какие-то моменты мне кажется, что она может быть и очень громкой, и решительной, и организовать "вселенский заговор". Она считает, что настоящая еврейская женщина "держит в голове" еврейский календарь. Она лечится от депрессии, читая детективы и считая это самым лучшим и универсальным рецептом. Она думает, что самое отталкивающее качество в людях - безответственнсть, а самым большими недостатком в себе считает лень. Она не хочет жизненных девизов, а просто живет и любит эту жизнь.

Анна Александровна начала рассказ о себе.

"Я одесситка. Родилась в Одессе в 1953 году. Дождалась, в общем... более приятного времени, чтобы родиться. (Смеется). Это была еврейская семья, такая "местечковая". Моя мама происходит из Рыбницы (это в Бессарабии), а папа - из села Дубинине (Одесская область), из рода еврейских крестьян. Они познакомились в гетто, маме было тогда лет 16, ее родители не пережили первой зимы 1941 года, и она осиротела, оставшись одна. Когда-то, уже в студенческие годы, учась в Тартусском университете, я обнаружила, что никто не знает о су-ществовании евреев-крестьян. Те евреи, которые учились в университете были рижанами, питерцами, у них за спиной стояло еврейское просвещение. Это была интелли-генция. А я сказала, что являюсь первым поколением в городе, и услышала: "О, это снобизм высшей марки, который ты себе позволяешь!" (Смеется).

Когда-то граф Воронцов настоял, чтобы обозы (сейчас бы мы сказали "этапы") евреев, которых по указу русского правитель-ства переселяли на свободные земли в Сибирь, завернули в Новороссийский край для основания сельскохозяйственных коло-ний. Вот я предполагаю, что мои предки по отцу были среди них. Сейчас еще жива сестра моей бабушки и можно узнать точто она помнит о своем отце. Это был Савранский

район. Саврань - местечко старинное, инте-ресное тем, что здесь в свое время был пер-вый Одесский раввин Моше Савранский.

А дальше в моей жизни был университет в г.Тарту. Я считаю, что если кому-то государственный антисемитизм и помог в жизни, то это мне. (Смеется). Было понятно, что в Одессе я не поступлю на филфак, поэто-му я уехала в г. Тарту, и это было лучшее, что можно было себе придумать. Просто, если бы я была русской или украинкой, меня родители не отпустили бы в другой город учиться, да еще так далеко. Таким образом в 17 лет оказалась я в двух тысячах километ-ров от дома и была совершенно счастлива, потому что лучше филфака, чем тартусский, в Союзе, на мой взгляд, не было.

Я училась у профессора Лотмана, зани-малась в его семинарах. Мне действительно повезло. За время моей учебы было много интересных моментов, один из них произо-шел, когда я поступала в университет

Меня предупредили, что, когда в деканате начнут спрашивать, почему я так далеко приехала поступать, я ни в коем случае не должна говорить правды (о своей нацио-нальности). На собеседовании я попала к зам-декана. Это был милейший человек, который, конечно, задал этот вопрос. Вы знаете, в 17 лет трудно врать человеку в лицо. Но я набрала в грудь побольше воздуха и сказала, что много слышала о профессоре Лотмане и решила поэтому учиться здесь. (Улыбается) По-моему, выслушав мой ответ, он облегче-нием вздохнул.

А второй момент был, когда на экзамене по истории мне попался билет с вопросом "Древняя история Эстонии". Русского истори-ческого отделения не было, было только эстонское. И преподаватели мои перегляды-вались между собой, ожидая, видимо, что я не отвечу на вопрос (может, лучше расскажу им древнюю историю Украины). Но я почему-то подготовилась. (Смеется). Я заранее взяла эстонские учебники в местной школе и вы-учила, где, что и как.

Вы знаете, они были совершенно счастли-вы после моего ответа. Я получила пятерку и даже не отвечала на второй вопрос. Потом про меня очень долго ходили анекдоты: об одесской девчонке, прекрасно знающей эстонскую историю.

Студенческих воспоминаний очень много. На втором курсе мы поехали в колхоз, и нам с одной девочкой из Латвии досталось пасти коров. У девушки этой тоже была непростая история (кстати, буквально несколько месяцев назад, как мне кажется, она мелькнула на экране в качестве пресс-секретаря или пресс-атташе латвийского президента). А в свое время девушку эту исключили из школы что называется "с волчьим билетом" за участие в латвийской националистической организа-ции. А Тартусский университет тогда был тем местом, куда приезжали учиться именно такие изгои. Например, дети тех, кто вышел на Красную площадь в 1968 году. Со мной училась Наташа Бабипкая, дочь Константина Бабицкого. Ну и туда, конечно, приезжали евреи, а также такие проштрафившиеся старшеклассники по политической статье.

Пошли мы с моей подругой пасти коров. Девушка мне говорит: "Ты мне можешь рассказать о еврейской истории - кто такие евреи, что с ними происходило? Бегаешь ты медленно. Я сама буду присматривать за коровами, а ты сиди и рассказывай". И вот за то время, пока мы пасли коров, я успела рассказать всю историю еврейского народа. (Смеется). Уже после университета, она мне прислала в Одессу большой Талмуд, который отыскала где-то в старинной антикварной лавочке. Он у меня долго хранился, пока не рассыпался буквально в моих руках. Это было изданиег. Вильно где-то серединыXIX века. Эта женщина гораздо позже участвовала в народном фронте. Я встречала сообщения об этом в газетах.

Вообще я зачастую слышу о своих друзьях студенческих лет, вижу их по те-левизору. Например, был такой Рафаэль Папаян. Он попал в лагерь за участие в армян-ской националистической организации. Самое интересное, что сидел он в одной зоне с моим одесским другом Петром Бутовым. Имя Папаяна было связано с правительством в постперестроечной Армении. А потом он как-то исчез, хотя вполне может быть, что у нас просто не хватает достаточной инфор-мации в силу того, что мы живем, как на острове.

После университета я вернулась в г. Одессу и с 1979 года работаю в Одесском литературном музее".

Я понимаю, что человек, проработавший более 20-ти лет в литературном музее, стояв-ший у истоков его создания, должен знать практически все об истории литературной Одессы, истории еврейской литературы, и начинаю расспрашивать Анну Александровну

об этом.

- Об Одесском литературном музее рассказывать нет смысла, надо просто при-ходить и смотреть. Но в то время его еще не было совсем, и я действительно была среди тех, кто его создавал.

- Наверное, это было очень интересно -стоять у истоков такого замечательного дела. Ведь Одесса - это традиции еврей-ской литературы.

- Что касается этой темы, могу рассказать вам следующее. Когда-то, когда мы начинали делать экспозицию, был строгий идеологи-ческий надзор. Существовала идея мифа об Одессе как многонациональном городе. Эта идея лежала в основе экспозиции, поэтому было три запрещенных народа, которые нельзя было называть: евреи, немцы и поляки.

О немцах собрать материал у нас так и не получилось. О них осталось очень мало материалов. Одесские немцы были репресси-рованы, после войны они ушли с немецкой армией, им запрещалось возвращаться, так что можно сказать: немецкие корни Одессы были выкорчеваны достаточно глубоко. К тому же, немцы в,основном были не лите-раторами. Это были врачи, заводчики, юристы.

Сохранили мы поляков начала XIX века

- романтик Мицкевич, Словацкий.

Ну, а с евреями вообще была проблема. Потребовали, чтобы они не указывались хотя бы в дореволюционный период. И у нас до сих пор нет в экспозиции Осипа Рабиновича

-писателя середины XIX века, нет Семена Юшкевича. Единственное исключение было сделано для Шолома-Алейхема, Иосифа Сурима, которым было выделено маленькое экспозиционное окошко. Ведь они все-таки были классиками идиш и "благополучно" умерли до Октябрьской революции.

Все это у нас хранится до сих пор. Мы вообще музей практически не переделывали, он хранит память ментальности последнего поколения советской интеллигенции. И мне кажется, что в этом есть свой интерес. Музей наш рукотворный, его экспозиции "шились наживую" и грубо нельзя их нарушать.

- Как создавался музей и собирался материал для него?

- Материал мы собирали различными путями. Когда музей создавался, еще были живы одесские вдовы московской колонии 20-30-х годов. Были еще живы Валентин Катаев, вдова Ильи Ильфа. Многие из них давали нам материалы, сохраненные архивы. Кроме того мы имели право работать в обменных фондах библиотек и брать оттуда подходящие нам по теме и по времени изда-ния. Были в Одессе и домашние коллекции

- одесситы делились с нами. Но в принципе, такого случая, чтобы мы взяли целый "кусок" материала и поставили к себе в музей, - не было. Музей собран "по сосенке".

Я много лет уже ведущий методист Одесского литературного музея, работала почти во всех отделах - в экспозиционном, в фондах, заведовала сектором массовых мероприятий (которые ненавижу на самом деле). Вот такое досталось мне повышение в должности. (Смеется).

- Расскажите о Вашей журналистской работе.

-Это очень интересная история. Все началось, когда организовывалась газета "Шомрей Шабос". Именно тогда я тесным образом примкнула к жизни еврейской общины.

Я имела непосредственное отношение к диссидентскому движению - занималась самиздатом. Но я никогда не занималась еврейским самиздатом, не знала ничего практически о движении "отказников". Хотя, безусловно, в моем кругу были люди, имею-щие к этому отношение, и по дружеской цепочке они в конце концов обратились ко мне. Когда началась горбачевская оттепель, ко мне обратился один юноша с просьбой рассказать что-либо об истории еврейства в г. Одессе и о Холокосте во время второй мировой войны. У меня, естественно, была возможность найти материал по этой теме. Я пошла в старую синагогу г. Одессы (кото-рая в настоящее время разрушена и не восстановлена (прим. автора), где и состоял-ся мой доклад. Это был мой первый приход в синагогу. Именно тогда начались хлопоты посозданию еврейского общества, разверну-лось очень бурное движение, в котором участвовало много людей. Молодежь, стояв-шая во главе этой организации, стала искать более опытных людей, которые могли бы представлять их интересы в высших инстанциях.Тогда я и моя подруга, доцент политехнического института, решив, что мы - достаточно представительные дамы, высту-пили в качестве таких людей. С тех пор я активно участвую в жизни еврейского общества.

Был еще момент. Шел примерно 1989 год. Комитет защиты мира в Одессе устраивал концерт "Выступления канторов мира". Это был первый такой случай, когда в наш город приезжали канторы со всего мира. Мне позвонил один знакомый жур-налист и сказал: "В составе делегации из комитета приезжает президент Джойнта господин Ральф Гольдман и дирекция инсти-тута Яд-Вашем. Они, зная, что Одесса - центр еврейской интеллигенции, хотят устроить встречу с евреями нашего города. Я позвонил профессору (такому-то), маэстро (такому-то), но все они боятся. Ты - моя последняя надежда".

Занимаясь диссидентскими вопросами, я уже ничего не боялась, понимая, что бояться бессмысленно. Либо ты чем-то занимаешься, либо нет. Да и потом.я все-таки работник музея, а в музей может прийти любой че-ловек. Кроме того, те люди, которым звонил мой друг, были пожилыми евреями, за плечами которых стоял страх 40-50-х годов, он был частью их биографии. И я согла-силась.

Итак, целая зарубежная делегация пришла в наш музей. Начались расспросы: "А почему в вашем литературном музее нет материалов о Бялике, Жаботинском?"

В общем, эти люди оказались большими специалистами и знатоками в вопросах истории еврейской литературной Одессы. Я сказала, что у нас действительно нет никакого материала. "Чем мы можем помочь?" - прозвучал вопрос. И я ответила: "Пришлите в музей книги". Через какое-то время в музей действительно были присланы книги, кото-рые мы стали читать, становясь грамотнее на 200%. Сегодня мы уже делаем прекрасные выставки по Жаботинскому и Бялику.

Позже в Одессе был организован эсте-тический образовательный центр "Мигдаль". Директором его стал молодой историк Игорь Меркуленко (он занимался историей ев-рейской Одессы, часто приходил к нам в музей), а завучем стала Кира Верховская .