Еврейские извозчики обогатили русский язык

Мендель Крик, отец Бени, слыл среди коллег-бидюжников грубияном. Остальные, очевидно, были людьми благовоспитанными…

Коль уж начали мы перечислять профессии, без которых не стояло ни одно еврейское местечко, не говоря уже о крупных центрах, вроде Бобруйска и Жмеринки, то нельзя не назвать (причем, назвать с должным почтением) профессию, весьма и весьма распространенную. Мы имеем в виду балагулу. На меднозвучащем иврите «баал-hаагала» означало «владельца колесницы» — этакого добра молодца в панцире и медных поножах. Сменились времена, сменились и понятия: «балагулу» (именно так зазвучал владелец колесницы на практичном идиш) уже никто не представлял себе в панцире. Ибо балагула был еврейским возницей, нанимаемым для поездки между деревнями и местечками черты оседлости. Великий знаток «великого и могучего» немецкий лингвист доктор Макс Фасмер даже вводит это слово (в искаженном, не в обиду господину доктору, виде) в свой «Этимологический словарь русского языка»: «балагол — еврейский тарантас… из еврейско-немецкого (г-н доктор имеет в виду идиш, — Л.М.) balagole —“кучер”». Впрочем, мы совсем не стремимся злорадно указать на ошибки д-ра Фасмера, мы приводим его определение лишь для того, чтобы подчеркнуть, насколько прочно еврей-возница, балагула, вошел в быт русского (и, того более, украинского и белорусского) народа. До того прочно, что имя его даже обогатило язык.
Понятно, что к числу местечковой интеллигенции балагула не относился, однако место его в социальной, так сказать, иерархии было не таким уж и низким. Дело его было надежным, владеть нужно было, по крайней мере, одной лошадью (кляча не кляча, а дорогой скот!), фургоном и прочим, прочим, прочим. Короче говоря, отнюдь не капцан, хотя, конечно, и не вот тебе грамотей. Среди еврейских ремесел, перечисляемых в Польше и Великом княжестве Литовском, заметное место занимает гужевой транспорт. Причем, конкуренции христианам евреи здесь не составляли. У крепостных крестьян возможности заниматься извозом просто не было: никто бы их с предназначенного для них места и не отпустил, а лошадка потребна была для работы в поле. У еврея же, вольного сына степей между двумя–тремя местечками, вопроса о личной зависимости не было. Правда, при этом и поля и вообще клочка земли у него тоже не было, но, в данном случае, это шло только на пользу промыслу.
Кроме того, было еще одно обстоятельство: еврей-балагула всегда был очень точен и не забывал своих обязательств по случаю, скажем, загула, запоя и т. д. Мы, конечно же, не хотим этим бросить камень в огород крестьян и мещан: пили они, естественно, от тяжелой доли, но, увы, пили, а вот заказчика перевозки груза или пассажира тяжесть этой самой доли не интересовала — следовало быть в срок в нужном месте. Будем объективными до конца: среди евреев балагулы слыли пьяницами, но это был… как бы это поточнее выразиться… а ид а шикер: продрогнет в дороге — ну и пропустит стаканчик в корчме, но не больше ж …
У балагул выработался своеобразный песенный фольклор — о балагульской доле, о том, как едет он по степи и напевает песенку, в которой главные слова: «ай-до ун вьё-о!» — то есть «н-но! пшла, родимая!». От многих часов одиночества развивались мыслительные способности, что даже вошло в анекдоты. Вот один из них. Но чтобы его понять, надо помнить, что стать балагулой любой-каждый шлепер не мог. Надо было быть принятым в цех балагул. А проверяли кандидата тамошние старшины-специалисты со всех сторон. И про коней, и про корм, и про сбрую спросят. И про религию, разумеется…
Итак, поступает один парень в сообщество балагул, и спрашивают его обо всем, и он лихо на все отвечает. Тут ему задают очень важный вопрос: — Вот едешь ты у степу у пятницу, и сломалась у тебя оглобля. А уже скоро звезда на небе появится, а у тебя седок — еврей, и надо ему быть у синагоге. Что ты сделаешь?
— Я сниму с себя ремень, а мало — так и рубашку, а мало — так и еще чего, и свяжу оглоблю, и довезу я еврея до дому, чтобы он успел у синагогу, и я чтобы успел у синагогу...
— Э-э, — говорят ему, — а как ничего не поможет?
Кандидат в балагулы подумал немного и говорит:
— Тогда-таки плохо…

Старейшины посоветовались и решили: «Принять! А клугер бохер! Умный парень!».

Кстати, в тех местах и местечках, где балагул было много, они предпочитали строить свою собственную молельню — и помолишься, и хороший совет в гужевой сфере получишь.
От балагул произошли фурманы и ломовики-биндюжники. Особенно много было их в Одессе. Как вы помните из Бабеля, именно там Мендель Крик, отец Бени, слыл среди коллег-бидюжников грубияном. Остальные, очевидно, были людьми благовоспитанными…

Материал подготовил Лев Минц

Jewish.ru

http://www.jewish.ru/994201870.asp