Зоофилические пьесы Галины Волчек

Ксения Ларина

-Галина Борисовна, не кажется ли Вам, что к "Современнику" до сих пор недостаточно внимания со стороны серьезной критики. Как вы думаете, почему?
-Думаю, что лучше всего на этот вопрос ответили бы сами критики. Может быть, это и слава богу. Потому что скорее удивительно, что они так стараются, чтобы нас стереть, чтобы нас не было. Да бог с ними. Большинство моих коллег их не читает, мы не берем это в руки. Я вот честно говорю, что не читаю очень давно. Есть несколько людей, которых я уважаю, и мнение их уважаю, - я их сама спрашиваю. Я не хочу их ни в глупости, ни в необразованности, я знаю главное обстоятельство их жизни - они не любят театры вообще, они ревнуют себя к тем, кто что-то делает, и позволяют себе хамский, разнузданный, непозволительный тон, что омерзительно.
-Давайте поговорим об актерской профессии. "Современник", конечно, актерский театр, этакий "последний из могикан", но мне кажется, что из современного театра артист уходит, - перестает быть столь значимой фигурой…
-Это закон любого непсихологического театра, театра, в котором главным действующим лицом является человек. Естественно, артист уже становится не драгоценной добавкой или подарком, он становится сотворцом. Это не значит, что я за театр, который лишен концепции, формы, ни в коем
случае. Главным обстоятельством для меня является человек в театре и все, что вокруг него происходит, и с ним. И все метафоры, знаки и прочие атрибуты, необходимые для сценического воплощения, все равно вторичны по отношению к актеру.
-Я посмотрела спектакль Някрошюса "Вишневый сад". Мне кажется, что этот спектакль унизителен для артистов такого уровня. Я не понимаю, зачем нужно было проходить такой путь Людмиле Максаковой, Евгению Миронову, Алексею Петренко или Владимиру Ильину.
-Не знаю. Трудно сказать.
-Когда форма накрывает артиста.
-Я понимаю. Но мне трудно кого-то упрекнуть из этих артистов, я скорее упрекну в этом тех, кто сделал идола из Някрошюса, очень талантливого человека, но из него сделали просто идола. И любой артист бросит все и побежит к этому идолу. Про это я и говорю, про пришитые крылья и
прочее. Я была одной из первых, кто принял и с большим интересом отнесся к "Дяде Ване", которого тогда многие ругали, Някрошюса, но устроить такое - это не его вина, он с его талантом живет и будет жить.
-Актер это чувствует, как Вы думаете? Есть какое-то чутье, что не ты делаешь, а тебя делают?
-Наверное. Но такая степень доверия, видимо, к этому образу, даже не к живому человеку… Потом, он настолько яркая, интересная личность, а
природа артиста в том, чтобы попробовать, окунуться, прыгнуть, нырнуть в это неведомое для многих. Это обожествление к этому приводит, я
думаю. Но мне трудно говорить про этот спектакль, я его не видела.
-С другой стороны, вы же знаете, что тенденция увлечение самоутверждение режиссурой все-таки есть.
-Дело даже не в режиссуре. И мне кажется, что гибель театра будет как раз с этой стороны, с того, что наступает момент абсолютной антрепризы. Я не против них, но в сегодняшней трудной, тяжелой, немыслимой жизни разрушать репертуарный театр, который и так-то с трудом еще существует… Я честно говорю, что наш театр, да и любой другой, может просто закрыться. Потому что мы превратились в большую государственную антрепризу, ну, полугосударственную. А чем мы отличаемся, если кто-то может не явиться на сбор труппы из артистов? Однако я никогда не возьмусь обвинять в этом актера или актрису.
-Ширвиндт уволил Валерия Гаркалина из "Театра Сатиры", Олег Табаков расстался с Андреем Ильиным на год…
-Мало ли кто кого уволил. Я тоже кого-то увольняла за невозможный, вопиющий для меня случай. Но когда меняются приоритеты… Мы, артисты, а я себя тоже к ним причисляю, всегда снимались, халтурили, зарабатывали, без этого всегда было невозможно жить в театре, а сейчас особенно, но приоритет внутренний был другой. Мы говорили, что у нас спектакль, репетиция, так что давайте снимать ночью, как-то притирались,
пристраивались к этой ситуации. Но когда сейчас мне артистка говорит, там массовка, понимаете, собрана, не понимая, что 800 человек, которые приходят в твой театр тоже люди... Я много раз говорила уже, что я родилась как творческий элемент под словом кризис. И это слово слышу без конца: кризис театра, кризис театра, 50-е, 60-е, 70-е, 80-е. На самом деле, это все неправда. Не было кризиса театра, был кризис каких-то отдельных театров, спектаклей и т.д., кризисных моментов, но кризиса не было. Сейчас наступил кризис. И наступил он от воссоединения
трудностей: организационно-экономических и жизненных, плюс наступление критиков, которые и создали эту ненависть к психологическому русскому театру. Сколько он продлится, и что из него получится, во что это выльется, не знаю.
-Галина Борисовна, положа руку на сердце, признайтесь, что страшнее: тоталитаризм, при котором Вы создали свои лучшие спектакли, или
демократия с всевластием денег и культом наживы?
-Вы знаете, никогда я не скажу "тоталитаризм", никогда, ни при каких кризисных ситуациях, ни при каких обстоятельствах. Наверное, иначе я бы не поставила в своей жизни много спектаклей, в том числе один из главных в моей жизни спектаклей "Крутой маршрут".
-Я бы еще хотела об одной вашей несостоявшейся работе поговорить, поскольку очень много слухов и сплетен вокруг нее. Это пьеса Эдварда Олби, главную роль в которой должен был играть Игорь Кваша. Я лично читала в какой-то газете, что он якобы отказался от этой роли, потому что он ведет такую нравственную передачу "Жди меня", и поэтому не может в таком неприглядном виде, как ему кажется, выступать. Это правда, или это уже придумки журналистов?
-Думаю, что это их интерпретация. Знаю только одно. Я год жила тем, что эту пьесу поставлю так, как видела, считала нужным и что хотела с ней сотворить, естественно, опираясь на, распределение ролей - это ведь не просто: это хорошие артисты, это еще лучше, а этот очень хороший, а это еще и воплощенный твой замысел. Поэтому я очень скрупулезно рассчитав выбрала артиста. Может, он даже по возрасту был слишком взрословат для этой роли, и я все равно на это пошла. Не просто потому, что я с Игорем дружу, люблю, потому что он замечательный артист, а потому, что мне очень важно было много компонентов. Короче, для меня сузилось в одной точке: Кваша. И я внутри себя этот спектакль уже поставила,
придумала. Но ясно, что эта пьеса спорна, если ее просто читать глазами, - главный герой любит козу, и это вызывает определенную, почти кожную реакцию отторжения.
-Сегодня очень модно.
-Тем более, раз это сегодня модно. Но я эту пьесу воспринимала по-другому. Это явление, когда человек способен на любовь к этому существу, для меня это уже крайняя точка мира, как я объясняла это и себе и тем, кому рассказывала свой замысел. Однако даже в Америке не все артисты сразу на это шли. Многие боялись зрительского гнева, или божьего гнева, или не знаю, чего еще, пока не нашелся этот артист, хороший или
плохой - неважно, но нашелся. Я должна была уже начинать репетиции, Игорь знал, что я хочу его, ждал нового перевода, но в итоге отказался. -Чем мотивировал?
-Только тем, что он не знает, как любить козу. Я ему сказала, как любить козу я тоже не знаю, но как любить человека я знаю. Кроме того, мне казалось, что Игорь достаточно хорошо меня знает, чтобы мне довериться в этом вопросе, и уверен, что я не буду делать какую-то скользкую… -Зоофилическую пьесу?
-Да. Но он сказал, нет, я отказываюсь. Конечно, я многих и удивила тем, что я не обратилась к другому артисту, пусть даже со стороны, но на самом деле для моего спектакля, который я внутри себя придумала и поставила, другого артиста в силу разных причин не знала. И я вынуждена была отказаться от этого.
-А Олби что Вы сказали?
-Я написала ему очень искреннее и, может быть, даже "больное" письмо, потому что я очень непросто пережила эту прерванную беременность. В письме я описала ему все мотивы без всякой дипломатии. И он настолько понял серьезность моей ситуации, что даже, что невероятно, сказал, что, может быть, все-таки продлит этот контракт.
-Наверняка, даже в вашем театре есть актеры, которые с удовольствием и с интересом бы сыграли это.
-С удовольствием бы очень многие.
-Но Вы не хотите?
-Я не хочу, я не могу. Это слишком был серьезный выбор для меня, осмысленно серьезный. И перед собой, перед зрителем, перед небом. Потому что эту пьесу можно повернуть очень по-разному. Это только мое знание Олби. Я почувствовала, что в ней есть та экстрема, которая меня может завести, и через меня - зрителя. Это для меня конечная точка мира в психологическом смысле.
-Я вообще впервые в своей жизни вижу, когда человек сознательно отказывается от своего творческого замысла не потому, что перегорело, а потому что не попали друг в друга. Вы отказались, кто-то это найдет и схватит. А вы не разговаривали с Игорем Владимировичем откровенно, чтобы понять причины. Неужели он просто испугался рискнуть?
-Не поверил.
-Жалко, конечно, что так разбрасываются такими вещами. Это марка, это Олби, а не какой-нибудь там Пупкин. Учитывая, что все сбились с ног в поисках новой драматургии, иногда нам такие вещи предлагают, что просто даже не знаешь, как назвать это.
-Да. Жалко.
Давайте о хорошем, Галина Борисовна. Все-таки у вас работают или поставили спектакли режиссеры нового поколения, очень модные. Нина Чусова, Кирилл Серебрянников. Вы, как профессионал, можете отличить режиссуру как профессию от ерунды, набора метафор, высосанных из пальца? -Безусловно, иначе грош цена бы была.
-А есть критерии? Вот приходим в театр, все говорят, это гениальный режиссер. Но какие-то сомнения закрадываются в душу, могу я с чем-то свериться?
-Мне кажется, сверить надо только с одним, есть там что-то про меня, сидящего здесь, или это ко мне не имеет никакого отношения вообще. Тогда это не про людей, не про людское, мысли не борются с чувствами, не приходят с ними в гармонию, то есть это для меня не театр.
-С другой стороны, иногда я вижу полный зал народу, битком, аншлаг, а на сцене просто происходит какая-то откровенная халтурная порнография в духовном смысле. Актер в компании как-то сказал, что оборотней ловят в МУРе, а сколько режиссеров-оборотней. Что может сделать плохое искусство со зрителем, оно может развратить, испортить, уничтожить?
-Как это говорят, капля камень точит? Безусловно, когда я говорю про кризис, я имею в виду и этот в первую очередь. Будут сначала кто-то плеваться, кто-то честно говорить, а потом присоединятся к толпе. Не присоединиться к толпе, быть в моде, противостоять ей, - это надо быть очень сильной личностью. Это не безвредный процесс, мне кажется.
-Все равно большинство будет правы. Они голосуют рублем, что называется. Оно хочет простых историй - что по телевизору, то пусть и в театре будет.
-Это тоже. Но доступность такая для меня критерием никогда не была. В телевизоре тоже бывает разное. Но то, что телевидение стало заменой религии многим, это безусловно. И артистов зрители любят или нет по тому, что они на экране творят. Что же касается моей предстоящей работы, которая будет в начале сезона, это будет Островский Александр Николаевич, которого я так долго хотела и ждала, но не имела интересного
предложения по этому поводу. Потому что хотела, чтобы он был непривычным.
-А что за пьеса?
-Спектакль будет ставить Нина Чусова, которая, мне кажется, дай бог, будет нашим постоянным режиссером. "Грозу". В совершенно нестереотипном представлении. И распределение актеров у нее очень яркое, интересное.
-Скажете?
-Об этом мы расскажем в начале сезона. Я могу только сказать, что Чулпан Хаматова, Елена Яковлева, Оля Дроздова и кто-то еще будут играть
совершенно для себя неожиданные роли, может быть, кроме Чулпан.
-Кабаниха?
-Лена Яковлева.
-Да что вы!
-Да, такой взгляд сегодняшний на эту пьесу. Непредвзятый с точки зрения современности, когда героев Шекспира, Островского или Гоголя наряжают в джинсы и свитера. Не в этом осовременивание. А в современном подходе психологическом, социальном и каком хотите. С этого мы начнем, а об остальном я расскажу в начале сезона. У меня много подарков будет.