-->
 
На главную

 Полезные ссылки
 Новости
 Форумы
 Знакомства
 Открытки
 Чат
 Гостевая книга

 Интернет-журнал
 Истоки
 О духовном
 Богом избранный
 Земля обетованная
 613 мицвот
 Время испытаний
 Персоналии
 Книжная полка
 Еврейский треугольник
 Мужчина и женщина
 Наш календарь
 
 Информагентство
 Хроника событий
 Пресса
 Из жизни общин
 Мы и политика
 Колонка редактора
 Наше досье
 Фотоархив
 
 Интернет-лоция
 Каталог ресурсов
 Еврейские организации
 
 Деловой мир
 Торговая площадка
 Инвестиционная площадка
 Площадка высоких технологий
 Бизнес-услуги
 Новости бизнеса
 Котировки и курсы
 e-Ресурсы
 Бизнес-досье
 
 Бюро услуг
 Благотворительность
 Дорога жизни
 Житейские услуги
 
 ОТдых И ДОсуг
 Стиль жизни
 Вернисаж
 Еврейская мама
 Еврейский театр
 Игры он-лайн
 Анекдоты, юмор
 Шпиль, балалайка
 Тесты
 Гороскопы
 Один дома
 Виртуальный роман
 Конкурсы
 Виртуальные открытки
 Знакомства
 Тутти-еврутти
 
 Наш клуб
 Концепция
 Как стать членом клуба
 Устав IJC
 Имею сообщить
 Гостевая книга
 Чат
 Форумы
 Конференции
 


Реклама на IJC

RB2 Network

RB2 Network
Реклама на IJC


Залман Либинзон (Нижний Новгород)

Перевод с идиш Айзик Баргтейл (Пермь)

Возвращение поэта (Семен Фруг)

При изучении литературного наследия Семена Фруга сразу же возникает вопрос: каким писателем он был — русским или еврейским? Известно, что большинство своих произведений Фруг написал на русском языке, как русский поэт он вошел в историю русской литературы [I]. На идиш он писал относительно мало, относясь к еврейскому языку известное время пренебрежительно, и все-таки в конце концов стал и остался еврейским поэтом.

 

Семен Фруг - твердый орешек не только потому, что он двуязычный писатель (точнее говоря — трехъязычный, он писал еще и на иврите). Его мировоззрение полно необычайных противоречий, творческий метод часто неустойчив, диапазон его творчества строго очерчен. Но он - настоящий поэт, поэт беспокойный, страстный, истинно справедливый, всегда в пути и бесконечных поисках. В 1900 году в стихотворении “Итоги” Фруг писал о себе: “Мне сорок лет, но я не имел ни единого радостного дня, как странник блуждаю в пустыне среди песков и голых скал”. Он действительно много блуждал, скитался, искал свой идеал, который казался ему иллюзией, но он всегда оставался преданным своему народу, его постоянно беспокоила его горестная судьба. “Народ! Одна судьба у нас с тобой. Порывы мощные и связанные крылья. Глаза горят огнем, душа кипит, но руки застенчиво спрятаны”.

Как поэт, Фруг стал известен в 80-х годах прошлого столетья, во времена усиления реакции в России. Трагическое восприятие действительности у Фруга связано с тем, что он не заметил прогрессивных сил, которые могли бы привести страну к реальной цели. Он сам себя ограничил проблемами национального возрождения и не мог понять, что освобождение еврейского народа тесно связано с социальной свободой всей России. Несомненна его беспредельная любовь и преданность своему народу, из которого он сам вышел и от которого никогда не отделялся.

Семен Фруг сам не знал точную дату своего рождения, всегда указывая только год - 1860. Появился он на свет в одной из еврейских земледельческих колоний, которые были основаны на юге России во времена Николая I, в селении Бобровый Кут Херсонской губернии. Жизнь не очень жаловала будущего поэта, ему пришлось много трудиться, но он навсегда сохранил огромную любовь к этому маленькому еврейскому селению в седых херсонских степях, к своему отцу - Моше Цви, который всю жизнь обливал потом своим нелегко поддающуюся целину. Позже Фруг не единожды описывал эту колонию, что лежала на берегу веселой речушки Ингулец, притока Днепра, в долине, окруженной зелеными холмами. Раньше долина была покрыта густыми степными травами, но прибывшие переселенцы — среди них были не только евреи, но и украинцы, немцы - оживили этот край. Там сформировался особый тип еврея-колониста, еврея-земледельца, который все свои силы положил на то, чтобы сделать степь плодородной. Стихотворение об этом Семен Фруг назвал “Геркулес”.

Там на лоне природы он воспитывался и рос: “Моим ребе была вся природа...”

В пять лет его, как было принято, отдали в хедер. В доме учителя собирался десяток учеников, которые не один раз испытали на себе силу его пощечин (“... от такой пощечины слышны в ушах тотчас же звуки десяти тысяч колокольчиков”, - писал впоследствии Фруг).

Через несколько лет он продолжил учебу в местной деревенской школе, где научился читать и писать по-русски. После трех лет обучения школьное образование закончилось. Но у него проявилась огромная тяга к знаниям, и Семен занялся самообразованием, много читал без всякой системы и программы, читал все книги, которые можно было найти в родном селении. В 16 лет он покидает дом родителей и уходит пешком в Херсон, где ищет какое-либо занятие, чтобы можно было прожить. Увидев почерк юноши, херсонский казенный раввин взял его к себе писарем. Херсон был в то время относительно большим городом с довольно значительным еврейским населением. Для Фруга здесь открылся новый мир, он познакомился с ужасной жизнью евреев в черте оседлости. Большое влияние на его дальнейшую судьбу оказало случайное знакомство с корректором херсонской газеты “Губернские новости”, который печатал свои статьи в нескольких русских газетах Одессы. Он пробудил у Фруга стремление к поэтическому творчеству и дал ему первые уроки версификации. И Фруг начал писать стихи на русском языке. Некоторые из них он отправил в Петербург, в редакцию еженедельника “Рассвет”, который, хотя и выходил на русском языке, был адресован евреям, как говорили тогда; это было русско-еврейское издание. Фругу исполнилось двадцать лет, когда было опубликовано его первое стихотворение. За ним следуют различные лирические стихи о тягостном положении евреев, стихи на библейские темы и сюжеты. Вначале они публиковались в русско-еврейских газетах (“Русский еврей”, “Рассвет”), а позже и в целом ряде популярных русских либеральных журналов (“Русская Мысль”, “Неделя”, “Вестник Европы”).

Имя Фруга становится известным в кругах еврейской интеллигенции, в русских литературных кругах, его приглашают в Петербург, куда он в 1881 году переехал. Пребывание в Петербурге удручало его. Права на жительство в столице царской империи он не имел и вынужден был зарегистрироваться как лакей одного из меценатов, адвоката Марка Варшавского. Но местный пристав тотчас же выяснил, кем в действительности является новый слуга адвоката и приказал в течение суток покинуть Петербург. Благодаря вмешательству поклонников Фруга - русских и еврейских - удалось ликвидировать этот приказ, но угроза внезапной высылки осталась. Жил поэт в Петербурге фактически подпольно, хотя его принимали как уважаемого гостя в некоторых престижных поэтических салонах. К моральнымпереживаниям добавилась и материальная нужда. Гонорары за стихи были мизерны, и он вынужден был подрабатывать на различных малооплачиваемых должностях. Не удалось Семену устроить и свою личную жизнь: он влюбился в служанку, русскую, но оформить свой брак не сумел, так как по тогдашним законам без изменения вероисповедания это было запрещено.

В 1885 году выходит в свет на русском языке первый сборник его стихов, очень тепло встреченный русской критикой, которая отметила оригинальность таланта нового поэта. Его сразу же причислили к поколению поэтов, появившемуся в русской поэзии в семидесятых-восьмидесятых годах, которых называют поэтами страдания, душевной боли. К ним относили прежде всего Семена Надсона, чей первый сборник стихов вышел в том же 1885 году, Николая Минского и др., варьировавших тему мировой скорби, тему, уже давно распространенную в русской поэзии, и не только в русской.

В этом хоре русских поэтов резко выделялся голос Семена Фруга. Хотя названные поэты - Надсон, Минский - выходцы из еврейских семей, они абсолютно не затрагивали национальную тему, которая доминировала в поэзии Фруга. Именно благодаря этому Фруг привлек к себе широкое внимание. Он привнес в русскую поэзию мотивы, которые прежде в ней не звучали, и выразил их с огромной страстностью. Как отмечал один из первых критиков Фруга, его поэзия соответствовала потребности своего времени и была созвучна эпохе.

В восьмидесятых годах в России усилились реакция, антисемитизм. В официальных газетах печатались открыто антисемитские статьи. “Берегись, жид идет!” - писал А.Суворин в своей газете “Новое время”. И не случайно в 1881-1882 г.г. в ряде городов России пронеслась волна еврейских погромов. Этот всплеск антисемитизма вызвал протесты со стороны прогрессивной русской интеллигенции :Салтыкова-Щедрина, Шелгунова, Мордовцева и др.

Семен Фруг относительно мало писал о самих погромах. На идиш он позднее написал стихотворение “Будьте сострадательны”:

Снова широко разлились Слез потоки, кровь реками... Рок жестокий, полный злобы, Руки вновь простер над нами.

Поэт призывает быть милосердными к невинным жертвам. В ряде стихотворений он описывает угнетенное положение еврейского народа, который имеет богатую многовековую культуру, но постоянно бесправен и преследуется. Фруг вошел в русскую литературу гордым и высоко эрудированным поэтом. Его стихи доказывали, что он прошел школу великих русских поэтов - Пушкина, Лермонтова, Некрасова, что он хорошо знаком с западно-европейской литературой, чувствовалась его огромная любовь к немецкому поэту Генриху Гейне, знание произведений современных русских писателей: Льва Толстого, Салтыкова-Щедрина и других. В этом богатстве русской литературы не затерялся голос Семена Фруга, хотя он и не был громким.

Было достаточно оснований причислить Фруга к поколению русских писателей сострадания. Мотивы горя, страдания переходят у него из одного стихотворения в другое. “Песни боли” - так называется отдельный цикл, где он говорит о своем полном разочаровании в жизни:

“В моей утренней песне слышался плач, в моем юношеском гимне слышен был вздох, глуха была та ночь, без искорки, без просвета, когда я со своей песней стал на стражу. О нашей боли, о нашем стыде я пел и не получил ответа”.

Как и Надсон, Фруг часто предается отчаянию. Обобщая современную обстановку, он приходит к выводу, что во всей человеческой истории бесконечны только муки и страдания. Характерно стихотворение “Времена”, в котором он рассказывает, что внезапно перед ним предстал полный глубокомыслия Взор, оцепеневший и неподвижный. Один за другим менялись народы, и бесконечное время не могло ни изменить этот взгляд, ни овладеть им. “Кто ты? Кто? - спрашивал поэт, - в твоем окаменевшем взгляде бледнеет разум и гасится господний огонь”. И ответом было: “Я — человеческие страдания”. Так варьирует Фруг распространенные в те времена по сути декадентские мотивы, мотивы вечного страдания, нескончаемые человеческие горести.

Нельзя не сказать, что пессимистические настроения доминируют в поэзии Фруга. Читая его стихи, написанные по-русски, кажется, что не только душевная боль беспокоит его более всего. Если он пишет о нескончаемом горе, то ставит тотчас же вопрос: почему это так? Как Иов, он обращается к Господу: “За что? Где же золотые времена, которые Он обещал, почему они не наступают?”. Фруг тоже не находит ответ на свой вопрос, отчего так больно, однако считает, что придет час расплаты, и подтверждает свою мысль заветами библейских пророков.

Очень показательно, каких именно пророков вспоминает Фруг. Одно из его первых стихотворений “В тюрьме” посвящено Иеремии. Посаженный в яму Иеремия диктует свои пророческие пламенные слова: “Грядет час возмездия”. Иегошуа произносит в стихотворении “Будущее”: “Придет время, исчезнет вражда, в единой семье на фоне света и свободы соберутся свободные народы, и на возрожденной земле затихнет шум кровавых битв, погаснет навечно пламя вражды”. Оригинальное стихотворение Фруг посвятил Амосу, который представлен герольдом (глашатаем) “великой правды, свободы и счастья”. Поэт знает, что пламенные обращения пророков еще не сбылись, чтобы уже сейчас, как он пишет в стихотворении “После чтения пророков”, погас источник безверия, и перестала властвовать тьма. Этому времени страха и неверия он противопоставляет героические фигуры предков: Самсона (“Самсон и Голиаф”), царя Давида (“Саул и Давид”). И таких героев он находит не только в Библии. Он посвящает стихотворение Прометею, где сравнивает истязания греческого титана, чью печень рвут коршуны, с муками всего еврейского народа, в чье беззащитное сердце впились сотни коршунов и тысячи змей.

Но все-таки больше всего тем он черпает из ТАНАХа. Его интересуют “Песня песней”, “Экклезиаст”. В смысле использования этих материалов Фруг, безусловно, не был первым. Библия, различные сюжеты из нее не один раз воодушевляли поэтов многих народов мира, в том числе и русских, однако, наш поэт нашел оригинальный подход к этому материалу. Он выбирает такие сюжеты, в которых может выразить свое личное мировоззрение, и они получают у него глубокий философский смысл, что помогает поэту отобразить судьбу своего народа. Библия для него - бессмертный памятник культуры и источник поэтического вдохновения.

Фруг поставил перед собой цель познакомить русского читателя и с другими сокровищами еврейского фольклора. Вторая часть его первого сборника стихов названа “Легенды и предания”. Она открывается блестящим лирическим стихотворением “Легенда о бокале”, которое благодаря переводу И.-Л.Переца стало еврейской народной песней. В ней автор выразил свое глубокое огорчение ужасным положением еврейского народа, он вновь ставит вопрос, на который не может получить ответ: будет ли конец бедам? В форме страстной беседы ребенка и матери выражает Фруг свое глубокое разочарование. Ребенок спрашивает мать: “Правда ли, что там, перед Богом стоит бокал и когда мы здесь тяжко страдаем, великий Господь жалеет нас и льет слезы в бокал?” “Когда бокал переполнится, придет Мессия. Это действительно так”, - отвечает мать. “Когда же бокал заполнится, — удивляется ребенок. — А может быть, этот бокал не имеет дна, ведь наши страдания бесконечны”. Этот трагический мотив распространен и в последующих стихах и поэмах, которые строятся на базе различных источников, как устных, так и письменных.

Фруг рассказывает и сказки, которые он слышал от бабушки, дедушки, няни. Он передает русским языком свиток Эсфири (“Амман”), трагическую историю дочери Ифтаха, талмудическое предание (“Последнее гадание”), историческую легенду (“Жертва”), - народную сказку (“Дочь синагогального служки”) и т.д. В этих произведениях тоже повторяются мотивы страдания, терпения и надежда утешения. В стихотворении, посвященном писателю эпохи Просвещения Иегуде Лейбу Гордону, читаем мы следующие строки:

“Возродится надежда в разбитом сердце, станут крепче бессильные руки, грядет время — и вновь будет рассвет...” Фруг надеется, что дети станут носителями будущего. Он изображает героические образы, героические эпизоды, что должны стать образцом для безрадостной действительности. Таков характер поэмы “Дебора” и особенно “Смерть Самсона” - поэма о возмездии, о возмездии величественном и жутком.

Первый поэтический сборник Фруга, посвященный целиком судьбе еврейского народа, был сразу замечен. В ряде газет и журналов появилось несколько рецензий. Отмечая отдельные недостатки юного поэта, критика оценила его талант. А.Скабичевский, например, писал, что хотя голос Фруга не громок, но он один из самых симпатичных, самых искренних современных поэтов. Далее критик отмечает, что хотя поэзия Фруга ограничена еврейской темой, “она чужда национализму”. Семен Фруг действительно внес определенный вклад в развитие русской поэзии. Под влиянием гражданской музы Некрасова он обращался к широким кругам русского народа, пытаясь их заинтересовать трагическим положением еврейского народа, который обладает огромным душевным богатством и страдает от угнетения.

Фруг укоряет и свой собственный народ, который свыкся со своим угнетенным положением. Особенно страстны его упреки еврейской молодежи, у которой уже “душа старцев”. И она видит “в каждом порыве бессмысленность” и каждую светлую надежду воспринимает “как бесплодное кипение”. И тут поэт, наверное, почувствовал, что его обращения не получают отклика, они просто не доходят до народа, и он решил обратиться к нему на его родном языке.

По-русски Фруг писать не прекратил, выпустил еще два поэтических сборника и сборник прозы. Книги не получили особо позитивных отзывов. Одновременно стихотворец пишет много на идиш. Нельзя сказать, что этот переход был неожиданным. На еврейском языке он воспитывался, знал его хорошо, но не считал еголитературным языком. Идиш для него, как и для многих других, — жаргон, что пригоден лишь для устного общения. Даже когда Фруг начал писать стихи и фельетоны на еврейском языке, он выступал против его применения в качестве литературного. Правда, понять Фруга совсем не просто. Его идеологические и эстетические взгляды зачастую противоречивы, иногда прямо противоположны, и он сам не скрывает этих противоречий. И все-таки нельзя не видеть, что он постоянно искал свой путь к народу, благополучие еврейского народа было для него высшей целью деятельности и творчества. Об этом свидетельствует и само обращение его к идиш.

Близкий друг Фруга писатель Давид Фришман, вспоминая первые петербургские годы поэта, когда они жили вместе, отмечает, что “он мечтал на одном языке, а писал на другом”. Фришман видел в двуязычии трагедию, которая все больше углублялась, потому что на этом втором языке Фруг становился мастером и писал прекрасно. Но возможно, двуязычие не было трагедией для Фруга, на русском языке он писал легко, без напряжения и находил для себя широкую аудиторию. Однако его тянуло к родному языку, и вскоре он изменил отношение к нему. Обдумывая состояние тогдашней еврейской поэзии, в 1909 г. Фруг писал: “Бедна и одинока еврейская песнь! Где твоя сладкая весна, твое светлое утро, свежая, гордая юность твоя? Твои звуки родились в темноте пещер?” Но в конце он восклицает : “Пусть живет, и цветет, и растет, и звучит бедная и одинокая еврейская песнь!”

В том, что еврейская поэзия в двадцатом столетии расцвела чудесным образом, есть и заслуга Фруга. Высказывается даже мнение, что вклад Фруга сопоставим с вкладом Менделе Мойхер-Сфорима: то, что Менделе внес в еврейскую прозу, Фруг сделал в поэзии. С него действительно начинается новая страница в истории еврейской поэзии.

Для начала он перевел на идиш несколько своих русских стихотворений. Этот опыт был удачным, и он начал писать на идиш.

В 1883 году опубликовано его первое стихотворение на идиш - “Еврейское дитя”. В нем слышатся те же мотивы, которые поэт прежде выразил по-русски. Горька колыбельная, что мать поет у люльки, только и слышны “вздохи, горячие слезы”, и будущее у ребенка тоже горестно:

С колыбели до могилы

На большом пути

Лишь растут леса несчастий,

И конца им нет.

В примечании редакции, которым сопровождалась публикация в издании Спектора “Дом радости”, специально подчеркнуто, что это не перевод, а “оригинал, написанный на идиш известным русским поэтом С.Фругом”. По этому стихотворению нельзя сказать, что его написал национальный поэт. Оно звучит просто и написано опытной рукой, звучно и ритмично, напоминает колыбельную, жанр, широко распространенный в еврейском фольклоре.

Не случайно оно тотчас же было замечено. В “Народной библиотеке” Шолом-Алейхема в рецензии на очередной том “Друг дома” часть ее была посвящена стихам Фруга, написанным на идиш: “Все те, кто высмеивает идиш, должны ознакомиться со стихами С.Фруга, тогда они и рта не посмеют открыть. Да наша литература может гордиться такой яркой звездой, что сияет нам уже год”.

Фруга сейчас же заметили И.-Л.Перец и Шолом-Алейхем. Перец публикует в своей “Народной библиотеке” стихотворение Фруга “Страница исповеди”. Фактически это лирическая поэма, исповедь поэта: ему уже тридцатый год, уже так много пережито, так много разочарований, когда-то, в юности, он парил, мечтал, “пел, сиял и радовался”, был наполнен надеждой и верой, но вскоре почувствовал, что его голос раздается как бы в пустыне, одиноко и поэтому “истекает мое сердце горечью и слезами”, однако, надежда не покидает его: Но есть и надежда, пускай не сейчас, Я верю, что с ней состоится свиданье, Что явится, грянет свидания час. Для песен моих, полных слез и страданья, Найдется читатель, прийдет и всерьез Мне скажет, своей недовольный судьбою: “Довольно нам боли, довольно нам слез, Пусть песня твоя остается со мною”. Всю жизнь Фруг жаждал такого читателя, что прислушивался бы к нему, чтобы его понимал. Он не хочет играть роль музыканта для развлечений, беззаботного весельчака и тамады, он хочет стать настоящим слугой народа. В 1891 году он посетил Одессу, где подружился с еврейскими писателями-одесситами, в первую очередь с Менделе Мойхер-Сфоримом. Произведения Менделе, которые Фруг хорошо знал, личность Менделе произвели на него исключительное впечатление. Он посвящает Менделе стихотворение “Орел”. Менделе для Фруга - орел еврейской литературы, который широко простер крылья. Фруг восхищен гордым видом Менделе, его поведением, выдержкой, несгибаемостью:

Бесстрашное сердце и вид несклоненный, Глаза немигающе в небо глядят. Орлиный взгляд, вверх устремленный. Еще более хвалебные слова в честь Менделе Фруг высказал в своей речи, посвященной 75-летию великого писателя. Он характеризует его не только как любимого народного поэта, но и как чудотворца: “Сквозь заколдованный и оцепеневший еврейский лес, - говорит Фруг юбиляру, - Вы проложили первую тропинку, и эта тропинка превратилась в большую широкую дорогу. В беспросветной ночи Вы через Глуповские болота и капцанские мусорные свалки с фонариком прошли”. Особенно Фруг отметил роль Менделе в создании еврейского литературного языка: “Вы собирали еврейское тряпье и лохмотья и из этого тряпья ткали благороднейший шелк и бархат, затаенные еврейские слезы в алмаз и жемчуг превратили”.

Фруг посвятил Менделе еще одно стихотворение - “Могила учителя нашего Моисея”. Творчество Менделе воодушевило Фруга и имело несомненное влияние на его дальнейший путь в литературе, на все его произведения, написанные как по-русски, так и по-еврейски. Как и Менделе, Фруг попытался создать обобщенную картину еврейского местечка в черте оседлости. Оно названо у него то Шмойновкой, то Гройновкой и фигурирует в нескольких юмористических и сатирических рассказах, написанных по-русски в традициях еврейского фольклора. Например, в рассказе “Последняя копейка”. Это остроумная история, которую автор якобы услышал от бабушки Ханки (у Фруга есть целый цикл “Из рассказов бабушки Ханки”). “Однажды, — рассказывает бабушка Ханка, - ни у одного из жителей славного местечка Шмойновки не осталось ни копейки. Ни единой копейки. Они тотчас же рассудили: надо готовиться к приходу Мессии, потому что в Талмуде записано, что Мессия явится в то время, когда в кармане не останется ни гроша. В местечке сразу же начался шум, гвалт. Как же так. Мессия идет уже, он уже в пути! Однако, на общем собрании выяснилось, что одна копейка в городе все-таки осталась, когда подвели итоги расходов по ремонту бани. Вновь поднялся шум и гам: как же использовать эту копейку. Услышал это Мессия и сказал про себя: “Я поторопился”.

Сатирический характер имеет и рассказ “Местечковая история”. В нем критические стрелы направлены не на внутренний быт еврейского местечка, а на внешние обстоятельства.

“Знакомо ли вам местечко Гройновка?” - таким обращением к читателю начинается этот рассказ. “Разумеется, кто не знает это местечко, которое горит дважды в году и дважды затапливается. Но более всего оно известно тем, что располагалось на границе двух губерний, с одной стороны той, что входит в благословенную черту оседлости, и другой уже вне черты, где евреям было запрещено жить, и поэтому там происходило несчастье за несчастьем”. Уровня Менделе Фруг в этих рассказах не достиг, но они показывают, в какой большой мере изменилось творчество Фруга под влиянием Менделе: оно стало более конкретным, более целенаправленным. Два упомянутых рассказа не являются исключением в этом отношении. В один ряд с ними можно поставить и другие (тоже написанные по-русски): “Дача”, “Вновь”, “Хозяйчик”, “Дом (из дневника гимназиста в отставке)”. Из них надо выделить остросатирический рассказ “Во всем виновата жидовская щука” — лучший в прозаическом цикле “Эскизы”. Он напоминает известные рассказы Салтыкова-Щедрина и направлен против антисемитизма, поднявшегося в стране в восьмидесятые годы. Рассказ Фруга аллегоричен, и эта аллегория прозрачна.

В одной стране текла река, в которой обитали рыбы - большие и маленькие. Как вечно принято, большим рыбам жилось хорошо, а маленьким - плохо. Но вот на берегах реки построили города и селения, фабрики и заводы, реку , загрязнили. Собрались рыбы на совет, чтобы решить, как избавиться от этой напасти. И послали ходатаев к людям с просьбой не загрязнять их чистую реку. Люди выслушали претензии рыб, и один из них им ответил: “Это действительно так, река очень засорена, однако, виноваты в этом евреи, от них идет самый сильный яд - они приходят осенью к реке, вытряхивают свою одежду и сбрасывают в реку свои грехи”. Было решено построить плотину, пусть евреи перед ней сбрасывают свои грехи. Так и сделали. Но река стала еще более грязной, в ее мутных водах усилился разбой. Сказка заканчивается таким утверждением: “В этой большой и глубокой реке дела идут не очень хорошо, а в тесном и душном затоне, специально выделенном для евреев, дела еще хуже...” “Грустные сказки, грустная жизнь”, — констатирует автор.

В еврейской поэзии Фруга тоже происходят важные изменения. В 1896 году он выпускает в Одессе свой первый сборник на идиш “Стихи и думы”. Читая сейчас этот сборник, мы замечаем в нем много германизмов, русизмов, идиш для него еще жаргон (“Стихи на еврейском жаргоне” называется у него один из циклов), но когда его сравнивают с предыдущей еврейской поэзией эпохи еврейского Просвещения, насквозь рационалистической, ясно виден огромный шаг вперед, который сделал Семен Фруг. Он поставил перед собой цель - превратить жаргон в язык поэзии. Он признается, что уже восемь лет имеет дело с “изящным, дорогим жаргоном”, за который его хвалили и хулили: Со всей силой, каждым зубом я Кусал и рвал родной жаргон, любя. Жевал родимой матери язык, любил, И ритмом перчил, рифмами солил Чтоб стал он хоть немного мягче...

В стихотворении “Моя эпитафия”, из которого взяты цитируемые строки, он излагает свою эстетическую программу. От еврейского поэта обычно требуют, чтобы он развлекал читателя, веселил его, на что поэт отвечает:

Я это не могу - о горе мне!

Я не умею дико улыбаться,

Я не могу смеяться, лишь смеяться. Он не может быть беззаботным увеселителем; на своем надгробье он просит начертать:

Здесь человек лежит,

Глупец, свихнувшийся поэт.

Безумно, дико дни свои провел,

Рыдая, плача жизни путь прошел!!! Сказанное полностью соответствует действительности. В еврейских стихах Фруга также слышны знакомые мотивы горести и печали. Обращаясь к своим читателям, он говорит, что от его музы “льется лишь плач и боль”, что его голос постоянно грустен:

О дитя! С трудом поется,

Коли бури слышен плач,

Звон кандальный раздается,

И смеется злой палач! Это совершенно другой поворот наболевшего чувства. Поэт услышал звуки бури, его муза звучит громче и мужественней. Он вновь обращается к Всевышнему с вопросом, почему не осуществилось Его обещание. Он же обещал: “Мой народ, ты станешь многочисленным, как звезды в небе, как песчинки на побережье моря”. Очень интересно дальнейшее развитие затронутой темы. Одно из святых обещаний Бога действительно осуществилось. “Мы стали подобны песку, брошенному на произвол судьбы, который каждый топчет ногами”... Но как же со второй частью обещания - “Звезды, светлые, яркие звезды, звезды, где они, Боже?” Фруг изымает из слова “звезда” только значение, звезда для него идеал. Где же обещанный порядок, идеальная жизнь? “Песок и звезды” - глубокое философское стихотворение, в котором ироническим образом использовано широко известное религиозное выражение.

В поисках идеала, реального идеала, Фруг другими глазами посмотрел на своих земляков, на крестьян земледельческой колонии, на их жизнь, на природу, что их окружает. Он пишет ряд лирических стихотворений, в которых воспевает степь, тяжкий труд земледельцев. Поэт привнес в еврейскую поэзию запах вспаханной земли, запах трав, звуки деревенской жизни, краски цветущих полей. Это были свежие стихи, которые оплодотворили еврейскую поэзию.

Даже в наше время они производят глубокое впечатление. Фруг изображает роскошные картины природы и для каждой картины находит подходящие краски, соответствующие звуки. В “Летней ночи” манера письма спокойная, повествовательная, поэт передает свои наблюдения. В другой манере, динамично, написана “Весенняя песнь”:

И греются, и нежатся

Зеленые поля.

И прорастает зернышко,

Расти дает земля.

Росток встречает солнца свет

И ветерок шутя,

И тянется упрямо вверх,

И радо, как дитя...

И в конце мажорный тон: “Весна идет, цветет, шумит”. Семен Фруг часто вводит в пейзаж образы людей и использует этот прием для описания природы. Такие стихотворения превращаются в короткие поэмы, с несомненным сюжетом и определенными конфликтами. Такова лирическая поэма “В зимнюю ночь” - монолог бабушки, которая сидит зимой у мигающей лампы и обращается к птичкам, что уже давно улетели, и к своим детям, которые тоже разбрелись по свету в поисках удачи и утешений.

Другого рода поэма “Мудрец мира”, поэма, полная фантастических картин, напоминающих известную балладу Гейне “Король леса”.

Фруг пишет ряд реалистических стихотворений о тяжелом и радостном труде крестьян, вспоминает свою деревеньку Бобровый Кут, которую он покинул. “Моя соха — перо, бумага - мое поле”. Однако, он остался таким же тружеником (стихотворение названо “Сказочка о бывшем земледельце”), и его судьба также печальна.

Он не жалеет, что ушел из деревни. Новым взглядом он воспринял судьбу трудящихся, увидел в них творцов всех материальных ценностей, на них основано благополучие мира. Семен Фруг создает великолепный гимн работе, труженикам: Хвала и почет труду и работе! Приветствуйте их везде и всегда! Да здравствуют руки, что вечно в мозолях, И лоб, истекающий потом труда!

“Песнь труда” показывает, что Фруг нашел в себе мужество и силы, если не одолеть свой пессимизм, то отдалиться от него. В тружениках он увидел не только жертв бесконечной нужды, но гордых людей, которым предстоит выдающаяся миссия:

Серп сделан из стали, соха — из железа, Они украшеньем не могут служить;

Но в них наша жизнь, наша мощная сила, Без них невозможно и шаг совершить. Такие бодрые стихи Фруг раньше не писал. И не напрасно “Рабочая песнь” нашла большой отклик среди трудящихся и стала широко распространенной в революционных кругах.

Такую же счастливую судьбу имела и песня “Знамя”, оригинальная по замыслу и структуре. Все боли и горести, все раны и несчастья, унижения от подневольного труда, все нужды народа содержит в себе эта песня. “Сплелись красные нити в развивающееся знамя”, оно — символ борьбы за светлое будущее.

В то же время Фруг пишет и сатирические произведения, где он вскрывает ужасные манеры поведения людей того времени, в первую очередь - нравы буржуазии, ее безнравственность. В рассказе “Заново” изображен известный Фишкин — “человек, который из ничего сколотил огромное богатство и стал, можно сказать, первым человеком в местечке”. Обобщенная сатирическая картина современной буржуазии дана в стихотворении “Трое”. По существу это маленькая поэма о трех поколениях известной семьи Мендельсонов. Родоначальником ее был Моисей, Мозес Мендельсон, известный просветитель. Другое поколение представляет всемирно известный композитор Феликс Мендельсон-Бартольди, в чьей музыке находил утешение “рыдающий, больной еврей”. Однако акцент в стихотворении сделан на третьей части — “Внук”, который не нуждается ни в какой философии и музыке, его “фирма Мендельсон-компани сияет и сверкает, блестит и красуется”. Его философия: “Кровь — это деньги, деньги — это кровь”. Таких обличительных стихов у Фруга раньше не видели.

Таким образом, Семен Фруг в конце XIX века проявил себя поэтом остро социальным, с определенным демократическим мировоззрением. Оставив отчаяние, он восторженно зовет молодежь “Вперед”:

“Облака стремятся в бездну,

Труден в бурю их полет,

Лишь вперед с надеждой, братья!” -

Молодежь свежо поет,

Звучен голос, все сильнее

С молодежью я пою.

Поэт в своей душе почувствовал “новые силы, новое пламя”. Эти стихи были горячо восприняты молодыми пролетарскими поэтами - Давидом Эдельштатом, Морисом Розенфельдом.

Установлено, что Семен Фруг имел определенное влияние на творчество И.-Л.Переца, Аврама Рейзена, Бялика и особенно на последующих еврейских поэтов - М.Л.Гальперина, Мани Лейба и других представителей прогрессивной еврейской поэзии XX века.

То, что перо Фруга было социально острым, определялось изменениями в общественной жизни России. Конец XIX и начало XX веков отмечены сильным подъемом революционного движения, вершина которого пришлась на 1905 год. Будучи поэтом чутким, Фруг прислушивался к буре, шумевшей вокруг. Его волнует уже не только национальное угнетение и национальное освобождение еврейского народа, но и освобождение всех угнетенных народов, которые несут на себе цепи рабства. Ему даже кажется, что темные силы уже потерпели поражение.

Друзья, уже отходит он,

Он, наш палач, злодей, уж зримо.

Дышал который только дымом

Крови, огня... Отходит он!

Конец ему, а нам отрада.

Его венчает Асмодей

Цветами ада...

Революция задушена, темные силы победили, и Фруг, как и многие другие поэты России, разочарован. В стихотворении “Красный венок” он пишет: “Властвуют еще свободно, от края до края, острый топор, высокая виселица”... Вновь оживают ужасные мотивы вечной муки и боли. Этому способствовали и трудные времена в его личной жизни. Погоня за заработком, постоянная забота о праве на жительство - все это не могло не отразиться на его мировоззрении, его творчестве. Наступает последний, самый трагический период в его совсем небольшом жизненном и творческом пути.

В 1909 году он переезжает в Одессу. Внешне жизнь Фруга в Одессе стала немного лучше, он встретил здесь богатую еврейскую культурную среду во главе с Менделе и Бяликом. Здесь празднично был отмечен его 50-летний юбилей, выходит в свет собрание его сочинений (три тома на еврейском и шесть томов на русском языках). Но это все не избавляло от мучительных раздумий. Опору, которую он нашел, — тружеников, рабочих — он покинул и вновь принялся за темы, разработанные уже ранее.

Он пишет по-русски новые “Легенды рая”, “Восточные легенды”, новые баллады и сказки, в которых повторяет знакомые мотивы. Если в 80-х годах они были для читателя откровением, то сейчас он варьирует ранее найденное, и современники заметили, что в этих произведениях “нет ни шага вперед, хотя нет и упадка таланта” [2].

Поэзия Фруга всегда была противоречива. К концу жизни противоречия еще более обострились. “Кто даст мне ответ, где же эта цель, где начало этой истории?” (“Наяда”), Он создает цикл “Песни бедности”, где говорит о своей вере в народ, который сравнивает с неопалимым кустом. Но сколько можно терпеть, народным бедам не видно конца. Его вновь одолевают трагические мысли .

В последние десять лет своей жизни Фруг обращается к сионистскому движению, его притягивала страна предков. И это естественно для него, поэта, который был так проникнут древней еврейской культурой, миром Библии. Он пишет на русском языке два новых цикла “Песни Сиона” и “Песни исхода”. Как было замечено критиками, они абстрактны, двусмысленны и рассматриваются как самые слабые в творчестве Фруга [З].

Своей родиной Фруг считал Россию. “Я русский, — заявляет он в написанных по-русски “Песнях печали”, - с первых дней своих я не видел полей других, не слышал я других мелодий. Я русский. Вместе мы болели томительной болью...” Однако, он знал, что русский народ и правительство - не одно и то же. И к стране он относился подобно Лермонтову, чью поэзию и образ он всегда почитал. “Россия, родина моя, - читаем мы в его “Итогах”, - но мне чужда страна родная: где я чужим, чесоточным живу, обузданный запретами”. Невольно вспоминается Лермонтов: “Люблю Россию я, но странною любовью”.

Семен Фруг наследовал не только традиции великих русских поэтов - Пушкина, Лермонтова, Некрасова, он чтил и украинского кобзаря Тараса Шевченко, чьей светлой памяти посвятил большое стихотворение.

Конец жизни Фруга был очень тяжел: нужда, физическая и моральная боль очень обострили его трагические переживания. Скончался он в Одессе 9 (22) сентября 1916 года. В последний путь его провожали Бялик, Спектор и другие еврейские писатели.

Уже прошло более 80 лет после смерти поэта и можно подвести определенный итог его творчества. Когда-то спорили - в какой литературе, русской или еврейской, он останется. Пытались высказать мысль, что хотя его русские стихи поэтически более совершенны, в русскую литературу он не войдет. Пророчество не сбылось. Мы находим его имя в истории русской литературы. Но по существу Семен Фруг остался еврейским поэтом, даже в произведениях, написанных по-русски... “Для меня Фруг писал не по-русски, — сказал однажды Бялик, — читая его русские стихи, я в каждом слове чувствую язык наших предков, язык ТАНАХа”.

Начав как русский поэт, Фруг сразу же перешел на язык своего народа и ему удалось, черпая из народной сокровищницы, обновить еврейскую поэзию. Он поднял ее на новый уровень, и лучшие его стихи не забыты и остались в нашей литературе.

Литература

1.История русской литературы. — Т.IX, ч. 1. — Изд-во АН СССР; Скабичевский A.M. История новейшей литературы. — СПб, 1900. - Изд.4. стр.486-488.

2.Л.Меньшим. Очерки русской поэзии. — 1904, стр. 294.

3.М.Равич. С.Фруг. Очерк его жизни и творчества. - Варшава, 1922; М.Пинес. История еврейской литературы. — Варшава, 1912. - Т.2, стр.24.




сделать домашней
добавить в закладки

Поиск по сайту

Самые читаемые страницы сегодня

Анонсы материалов
© Copyright IJC 2000-2002   |   Условия перепечатки



Rambler's Top100